Уроки лемко-русинской республики
Завершение Первой мировой войны и ранний межвоенный период в бывшей Австро-Венгерской империи были, пожалуй, одним из самых политически нестабильных периодов в истории Центральной Европы.
Призыв Вильсона к самоопределению этнических групп в Европе во время Великой войны подпитывал национализм в бывшей Австро-Венгрии, вынуждая делегации румын, сербов, словаков, чехов, украинцев, карпато-русинов и сербов формировать Конгрессы, чтобы добиваться политическая автономия и признание.
В середине 19 века, после революций 1848 года, карпато-русинская идентичность в Австрийской Галиции и Землях Короны Святого Стефана (Дотрианонская Венгрия) вступила в фазу культурного пробуждения.
В течение следующего столетия карпато-русинская интеллигенция будет следовать трем политическим ориентациям: самой популярной была русофильская ориентация, поддерживающая единство с Российским государством; украинофильская ориентация, которая хотела объединить все исторические «русинские» земли под одним государством; и русинофильская ориентация, которая была намного меньше по размеру, но хотела, чтобы карпато-русины имели свою собственную и особую культурную автономию.
Эти три направления повлияли на различные политические движения в 19-м и вплоть до 20-го века. По окончании Первой мировой войны лемко-русины оказались во внутреннем культурно-политическом тупике между тремя ориентациями.
Лемки, интересная подгруппа русинского народа, исторически населяли землю, известную как Лемковина, географически расположенную на северных склонах Карпат на южной окраине современной Польши.
Лемко изначально был этнонимом, использовавшимся посторонними для описания русинов северных склонов Карпат, но затем со временем трансформировался в самоидентифицирующий термин.
В 1918 году формально образовались две лемковские республики; однако ни одна из этих лемковских республик никогда не была официально признана какой-либо нацией. Вышеупомянутые вопросы, касающиеся политической ориентации русинов, были важным фактором в формировании каждого из них. Первая была образована 4 ноября 1918 года, известная как Республика Команча или «Восточная лемковская республика».
По сегодняшним меркам эта нация считалась бы в значительной степени неуместным микрогосударством, поскольку представляла собой всего лишь объединение 33 лемковских деревень в Восточной Лемковине.
Его возглавил византийский греко-католический священник по имени Пантелеймон Шпилка (Пантелеймон Шпилка), и его конечной целью было в конечном итоге слиться с недавно образованной Западно-Украинской Народной Республикой, которая контролировала большую часть бывшей Восточной Галиции во время польско-украинской войны 1918 года и 1919.
Республика Команча была в конечном итоге разгромлена польскими войсками всего через два месяца после того, как они провозгласили свою независимость.
Второе государство, официально известное как Лемко-Русинская Народная Республика (Руска Народна Република Лемков), было образовано 5 декабря 1918 года.
Лемковская республика изначально была преимущественно русофильской по ориентации, но изменила свои цели, чтобы соответствовать местным геополитическим реалиям.
Действительно, Лемковина была расколота своими ориентациями. Западная половина, которая стала Лемковской республикой, обычно была более русофильской, а восточная половина, ставшая Команчей, была значительно более украинофильской.
Этот политический водораздел можно примерно разместить на восточной и западной сторонах перевала Дукла.
В Западной Лемковине, примерно во время образования Команчей Республики на Востоке, в городах и деревнях были сформированы различные советы, в результате чего в конечном итоге была сформирована делегация из примерно 2000 лемков, представляющих десятки деревень региона.
Эта делегация произошла в городе Гладышов. В ходе делегации обсуждались различные темы, касающиеся лемко-русинской государственности и политической ориентации.
Эта делегация напрямую привела к созыву русинского съезда 5 декабря, на котором должны были подробно обсуждаться будущее русинской политики и в котором, помимо лемков, участвовали и другие русины, например, выходцы из диаспоры и Словакии.
5 декабря был созван большой съезд из 500 лемков, помимо различных русинов из других областей.
Здесь они укрепили русофильскую ориентацию, в отличие от украинофильской ориентации, которую месяцем ранее провозгласила Республика Команча.
Именно здесь была провозглашена Лемковская республика, избрав Ярослава Качмарчика в качестве фактического лидера.
Как государство, ориентированное на русофилов, Лемковская республика надеялась иметь тесные связи или даже присоединиться к Российской империи.
Возникшая проблема заключалась в том, что после русских революций 1917 года многие лемки опасались, что большевизм распространится по их земле, а Гражданская война в России бушует.
Многие, включая самого Качмарчика, полагали, что даже будущее лемковское государство, ориентированное на большевиков, станет необходимым злом для достижения их собственных политических целей.
Другие в Лемковской республике были только русофилами в том смысле, что они в конечном итоге делали ставку на то, что царская Белая армия восстановит контроль над Россией, не желая союза с большевиками.
Однако к середине 1919 года, когда Гражданской войне в России не было видно конца, стало совершенно очевидно, что стремление к союзу с Россией было бы практически непостижимым в то время, поскольку гражданская война вызвала полную анархию в России земли.
На тот момент большинство в руководстве, включая Качмарчика, согласились с тем, что потребуются другие альтернативы, кроме союза с Россией.
Угроза польско-украинской войны также была очевидна. Видя, что к январю 1919 года Республика Команча была разгромлена поляками, руководство лемковской республики стремилось присоединиться к польскому правительству, чтобы защитить себя.
Многие в лемковском руководстве понимали, что, присоединившись к полякам, более вероятно, что они будут уважать их политическую независимость или, по крайней мере, предоставят им некоторую политическую автономию после завершения польско-украинской войны.
Поскольку украинофильские взгляды были редкостью, а русофилия на Лемковине становилась намного мягче, Лемковской республике пришлось обратиться к другим народам, чтобы гарантировать их выживание.
Именно тогда влияние русинофильских, а затем и прочехословацких фракций начало расти. Лемки начали искать поддержки у русинов Прешовского края Словакии на юге.
На протяжении 1919 г. лемковские и прешовские представители русинов встречались друг с другом и образовали Карпато-русинский национальный совет.
В этот момент русинофильское движение начало набирать обороты. Этот совет стремился к объединению всех земель Карпатской Руси, включая Лемковину, Прешовскую Русь и Подкарпатскую Русь, чтобы слиться с чехословацким правительством в качестве автономной области.
Руководство Лемковской республики пыталось направить в Париж посланника на Парижскую мирную конференцию для ратификации выдвинутой идеи западными державами; однако польское правительство направило войска для перехвата любой лемковской делегации, присутствовавшей на конференции.
Было ясно, что повестка дня польского правительства заключалась в том, чтобы сохранить земли Лемковины под контролем Польши.
Ситуация для Лемковской республики стала еще более сложной, когда стало очевидно, что отношения между Чехословакией и Польшей, мягко говоря, портятся.
В основном это было связано с различными пограничными спорами. Чтобы подлить масла в этот огонь, некоторые русины в Чехословакии, в частности Григорий Заткович, фактический лидер Подкарпатской Руси, считали, что попытка чехословацкого правительства взять под контроль Лемковскую республику будет иметь политическую катастрофу.
Он чувствовал, что это предложение еще больше испортит отношения между Чехословакией и Польшей.
В конце концов русинское чехословацкое руководство полностью отказалось от идеи включения Лемковины в свои границы путем аннексии или дипломатическими средствами.
Судьба Лемковской республики была решена Сен-Жерменским мирным договором в сентябре 1919 г., по которому Польше отошла практически вся территория бывшей Галиции.
К началу 1920 года польские войска укрепили свою власть на землях Лемковской республики и предали суду руководство, включая Качмарчика, за измену и отделение.
К этому моменту возможность создания единой Карпато-русинской автономной области в составе Чехословакии была исчерпана. Лемковина вошла в состав Второй Речи Посполитой, а Прешовский край и Подкарпатская Русь – в состав Чехословакии.
Дальнейшая судьба лемковского народа, мягко говоря, печальна. Когда в конце 1940-х годов была проведена операция «Висла» (операция «Висла»), лемковские русины были насильственно выселены с их родной Лемковины и расселены по вновь отвоеванным территориям Польши у Германии контролируемым Советским Союзом польским правительством.
Сегодня на исторических землях лемковины проживает всего несколько тысяч человек, которые в результате идентифицируют себя как лемки.
Существование лемковской республики представляет собой интересный пример в истории русинской политики.
Это показывает нам, что влияние русофильской ориентации было одним из способов поиска политической и культурной независимости русинами в XIX и начале XX веков. Украинофилы же стремились к объединению со всеми народами, населявшими историческую Русь, как украинцы. Русины-украинофилы видели себя и идентифицировали себя как украинцев и в лучшем случае считали себя подгруппой большей украинской нации.
Между этими двумя идеологиями можно утверждать, что русофилию можно рассматривать как необходимое зло для того времени.
Несмотря на то, что с современной точки зрения это казалось идеальной идеологией, популярность русинофилов в то время была небольшой, и на то были веские причины; независимое государство единой Карпатской Руси было бы политически и экономически нежизнеспособным, особенно для того времени.
И хотя союз с Чехословакией, включая Лемковину, был бы самым идеальным сценарием в то время, очень маловероятно, что польское правительство допустило бы подобное без военного вмешательства.
Это верно, особенно если учесть и без того непростые отношения между Чехословакией и Польшей из-за территориальных споров вдоль их вновь образованной границы.
Лемковская республика учит нас тому, что в какой-то момент столетие назад у карпато-русинов было растущее движение за культурный суверенитет, в дополнение к стремлению к политической автономии и даже полной независимости.
Многие лемки и другие карпато-русины считали себя отдельной этнической группой и были готовы пойти на многие политические риски, чтобы добиться этого. Однако надо помнить, что далеко не все карпато-русины в то время разделяли такие идеалы.
Существование Команчей республики показывает нам, что было значительное количество карпато-русинов, которые стремились существовать в единой Великой Украине.
Но похоже, что чем дальше были географически удалены карпато-русины от современных украинских территорий, тем более вероятно, что они были либо русинофилами, либо русофилами по своей природе. Хотя это не всегда верно, я полагаю, что это следует за этой тенденцией, потому что географическая удаленность и отдельная история играют значительную роль в этногенезе этноса.
Русины, наиболее далекие от влияния украинско-галицких националистов, как правило, не идентифицировали себя как украинцев.
Но географическое разделение не могло бы объяснить русофилию, как это происходит с украинофилией, и на это я бы возразил, сказав, что русофилия была политической необходимостью для различных карпато-русинских движений того времени, как я уже упоминал ранее.
Без русофильского движения XIX века среди русинской интеллигенции вполне вероятно, что украинофилы захватили бы интеллектуальную базу русинского движения.
В результате культурная ассимиляция русинов в большой украинский этнос была бы более очевидной и успешной, чем это было на протяжении многих лет. У меня лично есть проблемы с русофилией, как в современном, так и в историческом смысле, поскольку для меня это движение, которое в основном желает полностью подписаться под русскими догмами и российскими сферами влияния.
По своей природе русофилия стремится к объединению с более крупной нацией, выступающей в роли «защитника» того, что с точки зрения постороннего может быть «слабой» русинской нацией и национальным самосознанием.
Тем не менее, особенно учитывая политические реалии того времени и, кроме того, принимая во внимание гораздо менее привлекательную догму украинофилов, стремившихся полностью ассимилировать русинов, русофилия, безусловно, была тем, что я бы назвал «необходимым злом».
При образовании лемковской республики даже лемковская русинофилия со временем превратилась в производную, стремившуюся к объединению с другим иностранным образованием – Чехословакией.
Это была еще одна политическая необходимость того времени, учитывая ограничения, с которыми столкнулись лемки, живущие в довольно спорной с политической точки зрения части Центральной Европы.
В определенный момент для Лемковской республики политическая идеология не имела значения, поскольку возможное подавление польским правительством также показывает нам одну из первых крупных потерь для дела русинской автономии.
В течение 20-го века будут происходить только новые потери, кульминацией которых станет советское господство в Центральной Европе, которое стремилось полностью украинизировать всех русинов в Центральной Европе, оправдывая это политическим предлогом.
Можно себе представить, что в альтернативной истории произошло бы, если бы западные державы позволили Лемковской республике присоединиться к Чехословакии.
В моем анализе я полагаю, что чехословацкое правительство, вероятно, будет больше призывать к автономии, и в результате межвоенный год потенциально мог бы стать одним из самых многообещающих периодов для русинского культурного и политического сознания.
Объединенные регионы Лемковины, Подкарпатской Руси и Прешовской Руси в совокупности образовали значительное русинское меньшинство в новом чехословацком государстве.
Учитывая этот факт, я полагаю, что русинское меньшинство должно было рассмотреть два варианта.
В настоящее время и словакам, и русинам не была предоставлена настоящая автономия де-факто, как это обещали чехи в межвоенной Чехословакии.
Новые объединенные русинские земли потребуют либо сепаратизма и независимости, либо большей де-факто автономии в рамках государства.
Чехословакия в то время была очень мультикультурной, многие жители были немцами и венграми в дополнение к чехам и словакам, поэтому опасения сепаратизма среди чешского руководства уже были бы повышены.
В результате вполне вероятно, что земли Карпатской Руси получили бы законную автономию, а также словаки и, возможно, даже судетские немцы и мадьяры, чешским руководством.
С этой автономией Карпатская Русь могла бы управляться русинскими чиновниками, в дополнение к созданию большего количества языковых школ и распространению русинской культуры и этнического самосознания.
Тем не менее, я по-прежнему верю, что во время Второй мировой войны их ждала бы та же участь, что и сегодня: лемковские русины были бы украинизированы Советским Союзом после окончания Второй мировой войны.
Даже если бы операция «Висла» не произошла в этот период времени, вполне вероятно, что культурное подавление было бы реальностью.
Советскому Союзу, безусловно, было бы сложнее украинизировать русинов, поскольку межвоенные годы в этой альтернативной временной шкале создали бы более мощную русинскую идентичность в Восточной Европе.
Но даже в этом случае Советы согласились бы с их процессом ассимиляции. Как мои бабушка и дедушка испытали на Прешовской Руси в 1950-х годах, русинских детей отправляли в украинские школы, как и в Лемковину.
Кроме того, ввоз украинцев из Галиции и этнических русских в Подкарпатскую Русь также происходил бы так же, как и в нынешней временной шкале.
Также вполне вероятно, что Лемковину вернули бы новой Польской Социалистической Республике на основании исторического прецедента и политических соображений.
Единственным положительным моментом в этой альтернативной временной шкале является то, что весьма вероятно, что после падения коммунизма рост сознания, который произошел в нашей текущей временной шкале в 1990-х годах, вероятно, также произошел бы, но в еще большей степени.
Это верно, тем более что в этой альтернативной истории Лемковина была бы заселена значительно большим количеством этнических лемков-русинов.
И у русинов также была бы более обширная культурная база для работы в этом пробуждении.
Конечно, это все предположения, в лучшем случае обоснованная догадка теории альтернативной истории, но я определенно думаю, что независимо от конечного результата включение Лемковины как политической единицы в Первую Чехословацкую республику было бы долгосрочным положительным результатом для русинского движения.
Оглядываясь назад, изучение лемковской республики предлагает нам заглянуть в нашу русинскую историю, которая, как правило, малоизвестна, и рисует нам картину того, как русины предыдущих поколений боролись за наши права, несмотря ни на что, даже против более могущественных политических образований, таких как русские, поляки и украинцы.
Автор: SAMUEL STRIZ 01 августа 2022 год
Вместе с вами, мы сделаем Русинский Мир лучше!
При копировании данного материала, либо использования в любом виде (печатном, аудио, видео) на своих ресурсах, просьба указывать источник https://rusinskiimir.ru/ и автора SAMUEL STRIZ в иных случаях будем обращаться в соответствующие инстанции (админам соц.сетей, и Суд).Фото использованы из открытых источников интернет пространства.
ЗДЕСЬ ВЫ МОЖЕТЕ ПРОЧИТАТЬ СТАТЬЮ В ОРИГИНАЛЕ:
The conclusion of the First World War and the early interwar period in the former Austro-Hungarian Empire was perhaps one of the most politically unstable periods in Central European History. The Wilsonian cry for self-determination of ethnicities in Europe during the Great War had fueled nationalism within the former Austria-Hungary, causing delegations of Romanians, Serbs, Slovaks, Czechs, Ukrainians, Carpatho-Rusyns, and Serbs to form Congresses to push for political autonomy and recognition.
During the mid-19th century, following the revolutions of 1848, Carpatho-Rusyn identity in Austrian Galicia and the Lands of the Crown of St. Stephen (Pre-Trianon Hungary) entered a phase of cultural awakening. Over the next century, there would be three political orientations that Carpatho-Rusyn intellectuals would follow: the most popular was the Russophile orientation supporting unity with the Russian state; the Ukrainophile orientation which wanted to unite all historical “Ruthenian” lands under one state; and the Rusynophile orientation, which was much smaller in size but wanted Carpatho-Rusyns to have their own and distinct cultural autonomy. These three orientations influenced various political movements during the 19th century and well into the 20th century. At the end of the First World War, the Lemko-Rusyns found themselves in an internal cultural-political gridlock between the three orientations.
The Lemkos, an interesting subgroup of the Rusyn people, historically inhabited a land known as Lemkovyna, which geographically sits on the northern slopes of the Carpathian Mountains on the southern edge of modern Poland. Lemko was initially an ethnonym used by outsiders to describe the Rusyns of the northern slopes of the Carpathians, but then eventually transformed into a self-identifying term.
In 1918, there were technically two Lemko Republics that formed; however, neither of these Lemko republics was ever officially recognized by any nation. The aforementioned issues regarding Rusyn political orientation were a large factor in the formation of each. The first was formed on November 4, 1918, known as the Komancza Republic or the “Eastern Lemko Republic.” By today’s standards, this nation would be considered a largely irrelevant microstate, as it was only an association of 33 Lemko villages in Eastern Lemkovyna. It was led by a Byzantine Greek Catholic priest named Panteleymon Shpylka (Пантелеймон Шпилька) and had the ultimate aim to eventually merge with the newly formed West Ukrainian People’s Republic, which controlled much of the former Eastern Galicia during the Polish-Ukrainian War of 1918 and 1919.
The Komancza Republic was eventually crushed by Polish troops only two months after they had declared their independence.
The second state, officially known as the Lemko-Rusyn People’s Republic (Руска Народна Република Лемків) was formed on December 5th, 1918. The Lemko Republic was initially predominantly Russophile in orientation but changed its goals to fit local geopolitical realities.
Indeed, Lemkovyna was split by its orientations. The western half, which became the Lemko Republic, was typically more Russophile, while the Eastern half which became Komancza was significantly more Ukrainophile. This political divide can be roughly placed on the east and west sides of the Dukla Mountain Pass. In Western Lemkovyna, around the time of the formation of the Komancza Republic in the East, various councils were formed in towns and villages, which eventually resulted in a delegation of approximately 2000 Lemkos representing dozens of villages in the region. This delegation occurred in the town of Gladyszow. During the delegation, various topics were discussed regarding Lemko-Rusyn statehood and political orientation. This delegation directly led to the calling of a Rusyn Congress on December 5th, which would fully discuss the future of Rusyn politics and include other Rusyns, such as those from the diaspora and Slovakia, in addition to the Lemkos.
On December 5th, a large Congress of 500 Lemkos in addition to various Rusyns from other regions convened. Here, they solidified a Russophile orientation, as opposed to the Ukrainophile orientation that the Komancza Republic had declared a month earlier. This is where the Lemko Republic was declared, choosing Jaroslav Kacmarczyk as the de facto leader.
As a Russophile-oriented state, the Lemko Republic hoped to have close ties or even join the Russian Empire. The issue that emerged was following the Russian Revolutions of 1917, many Lemkos feared Bolshevism would spread throughout their land, with the Russian Civil War raging on. Many, including Kacmarczyk himself, figured that even a future Bolshevik-oriented Lemko State would become a necessary evil to fulfill their own political goals. Others within the Lemko Republic were only Russophile in the sense that they were ultimately betting on the Tsarist White Army regaining control of Russia, not wanting an alliance with the Bolsheviks.
However, by the middle of 1919, it was very apparent with the Russian Civil War having no end in sight, that seeking a union with Russia would practically be unfathomable at this time since the civil war had caused total anarchy within the Russian lands. Most in the leadership at this point, including Kacmarczyk, agreed that there would need to be other alternatives other than union with Russia.
The threat of the Polish-Ukrainian War was also apparent. Seeing that the Komancza Republic was crushed by the Polish by January 1919, the Lemko Republics leadership sought to associate themselves with the Polish government to protect themselves. Many within the Lemko leadership understood that by aligning themselves with the Poles, it was more likely that they would respect their political independence and or at the very least, grant them some sort of political autonomy once the Polish-Ukrainian War concluded.
As Ukrainophile views were uncommon, and Russophilia was becoming much softer in Lemkovyna, The Lemko Republic had to look to other nations in order to guarantee their survival. This is when the Rusynophile and then eventually Pro-Czechoslovak factions started to grow in influence. Lemkos started to look south to the Rusyns of the Presov Region of Slovakia for support.
Throughout 1919, Lemko and Presov Rusyn representatives were meeting with each other and formed the Carpatho-Rusyn National Council. At this point, the Rusynophile movement had begun to gain more traction. This council sought the unification of all the lands of the Carpathian Rus’, including Lemkovyna, Presov Rus’, and Subcarpathian Rus’ in order to merge with the Czechoslovak government as an autonomous region. The leadership of the Lemko Republic attempted to send an envoy to Paris for the Paris Peace Conference for the proposed idea to be ratified by the Western powers; however, the Polish government sent troops intercepting any sort of Lemko delegation attending the Conference. It was clear that the Polish Government’s agenda was to retain the lands of Lemkovyna under Polish control.
Things started to become even more difficult for the Lemko Republic when it was apparent that relations between Czechoslovakia and Poland were, to say it lightly, souring. This was mostly due to a variety of border disputes. To add fuel to this fire, some Rusyns in Czechoslovakia, notably Gregory Zatkovich, the de facto leader of Subcarpathian Rus’, felt it would be politically disastrous if the Czechoslovak government attempted to take control of the Lemko Republic. He felt that this proposal would ruin the relations between Czechoslovakia and Poland even more significantly. Eventually, the Rusyn Czechoslovak leadership completely abandoned the idea of including Lemkovyna in their borders, whether by annexation or diplomatic means.
The fate of the Lemko Republic was sealed by the Treaty of Saint-Germain in September 1919, which granted Poland virtually the entire territory of the former Galicia. By Early 1920, Polish troops solidified their hold over the lands of the Lemko Republic and put the leadership including Kacmarczyk on trial for treason and secession. The possibility of a united Carpatho-Rusyn autonomous region in Czechoslovakia by this point was over. Lemkovyna became a part of the Second Polish Republic, while the Presov region and Subcarpathian Rus’ region became a part of Czechoslovakia.
The future fate of the Lemko people is sad, to say the least. With Akcja Wisla (Operation Vistula) occurring in the late 1940s, Lemko Rusyns were forcibly removed from their homeland of Lemkovyna and spread amongst the newly recovered territories of Poland from Germany by the Soviet-controlled Polish government. Today, the historical lands of Lemkovyna only have a few thousand people that self-identify as Lemkos as a result.
The existence of the Lemko Republic is an interesting case study in the history of Rusyn politics. It shows us that the influence of the Russophile orientation was one of the ways in which Rusyns could search for political and cultural independence during the 19th and early 20thcenturies. Ukrainophiles, on the other hand, sought unification with all the peoples that inhabited historical Rutheniaas Ukrainians. Ukrainophile Rusyns saw themselves and identified as Ukrainians, and at best saw themselves as a subgroup of the greater Ukrainian nation. Between these two ideologies, it can be argued that Russophilia can be seen as a necessary evil for the time. Even though from a modern perspective it seemed like the perfect ideology, Rusynophiles’ popularity was small at the time, and for good reason; an independent state of a united Carpathian Rus’ would have politically and economically not been viable, especially for the time. And even though union with Czechoslovakia including Lemkovyna would have been the most ideal scenario at the time, it is very unlikely that the Polish government would have allowed any such thing to occur without military intervention. This is true, especially considering the already contentious relationship between Czechoslovakia and Poland due to territorial disputes along their newly formed border.
The Lemko Republic teaches us that at one point a century ago, Carpatho-Rusyns had a growing movement for cultural sovereignty, in addition to the yearning for political autonomy and even full independence. Many Lemkos and other Carpatho-Rusyns saw themselves as a distinct ethnic group and would be willing to take many political risks to achieve it. However, we must remember that not all the Carpatho-Rusyns at the time subscribed to such ideals. The existence of the Komancza Republic shows us that there was a sizable amount of Carpatho-Rusyns that sought to exist in a united Greater Ukraine. But it seems like the further geographically removed from modern Ukrainian territories Carpatho-Rusyns were, the more likely there were to either be Rusynophile or Russophile in nature. Although this is not true in every case, I believe it follows this trend because geographic distance and separate history play a significant role in an ethnic group’s ethnogenesis. Rusyns that were furthest away Ukrainian-Galician nationalist influence very typically did not identify as Ukrainians. But geographic separation would not explain Russophilia as it does with Ukrainophilia, and for that, I would counter by saying Russophilia was a political necessity for the various Carpatho-Rusyn movements at the time, as I’ve already mentioned before.
Without the Russophile movement of the 19th century among the Rusyn intelligentsia, it is very likely that the Ukrainophiles would have taken over the intellectual base of the Rusyn movement. As a result, the cultural assimilation of the Rusyns into the greater Ukrainian ethnos would have been more apparent and more successful than it was over the years. I personally have issues with Russophilia, in both the modern and historical sense, as to me it’s a movement that wishes basically to completely subscribe to Russian dogma and Russian spheres of influence. By its nature, Russophilia seeks alignment with a larger nation that acts as a “protector” of what from an outsider’s point of view can be a “weak” Rusyn nation and national consciousness. Nevertheless, especially given the political realities of the time period, and furthermore considering the much less appealing dogma of Ukrainophiles that sought to assimilate Rusyns completely, Russophilia was certainly what I would consider a “necessary evil.” During the formation of the Lemko Republic, even Lemko Rusynophillia eventually evolved into a derivative that sought unity with another foreign entity – Czechoslovakia. This was yet another political necessity of the time given the constraints faced by the Lemkos existing in a quite politically contentious part of Central Europe.
At a certain point for the Lemko Republic, political ideology didn’t matter, as the eventual suppression by the Polish government also shows us one of the first major losses for the cause of Rusyn autonomy. As the 20th century carried on, only more losses would occur, culminating in the Soviet domination of Central Europe, which sought to fully Ukrainianize all Rusyns in Central Europe, justified by political pretext.
One can imagine what in an alternate history would have happened if the Western Powers allowed for the Lemko Republic to join Czechoslovakia. In my analysis, I believe that there would likely be a greater calling for autonomy in the Czechoslovak government, and the interwar year would have potentially been some of the most promising times for Rusyn cultural and political consciousness as a result. The combined regions of Lemkovyna, Subcarpathian Rus’, and Presov Rus’ would collectively form a sizeable Rusyn minority in the new Czechoslovak state. Given this fact, I believe there would have been two options for the Rusyn minority to consider. In the current timeline, both Slovaks and Rusyns were not given true de facto autonomy as was promised by the Czechs in interwar Czechoslovakia. The new united Rusyn lands would either call for separatism and independence, or greater de facto autonomy within the state. Czechoslovakia at the time was very multicultural, many residents were Germans and Hungarians in addition to Czech and Slovak, so fears of separatism among the Czech leadership would have already been elevated. As a result, it’s very likely the lands of Carpathian Rus’ would have been given legitimate autonomy, as well as the Slovaks and perhaps even the Sudeten Germans and Magyars, by the Czech leadership. With this autonomy, Carpathian Rus’ would have been allowed to be governed by Rusyn officials, in addition to instituting more language schools and spreading Rusyn culture and ethnic consciousness.
However, I still do believe that as World War 2 occurred, a similar fate would have occurred as is the reality today – Lemko Rusyns would’ve been Ukrainianized by the Soviets following the end of the Second World War. Even if Operation Vistula did not occur in this timeline, it is still likely cultural suppression would have been a reality. It would surely be more challenging for the Soviets to Ukrainiaze the Rusyns since the interwar years in this alternate timeline would’ve created a more powerful Rusyn identity within Eastern Europe. Even so, the Soviets would’ve gone along with their assimilation process. As my grandparents experienced in Presov Rus’ in the 1950s, Rusyn children would have been sent to Ukrainian schools, as well as in Lemkovyna. Furthermore, the importation of Ukrainians from Galicia and ethnic Russians into Subarcarpthian Rus’ would have also occurred much like the current timeline. It’s also likely that Lemkovyna would have been returned to the new Polish Socialist Republic based on historical precedent and political convenience. The one positive with this alternate timeline is that it’s very likely that following the fall of communism, the increase in consciousness that occurred in our current timeline in the 1990s would likely have happened as well, but to an even greater extent. This is true especially since Lemkovyna would have been populated with significantly more ethnic Lemkos-Rusyns in this alternative history. And there would also have been a larger cultural base for Rusyns to work with in this awakening. Of course, this is all speculation, an educated guess of alternate history theory at best, but I certainly think no matter the eventual outcome, the inclusion of Lemkovyna as a political entity into The First Czechoslovak Republic would have been a long-term net positive for the Rusyn movement.
In retrospect, studying the Lemko Republic offers us a glimpse into our Rusyn history that is typically not well known, and paints us a picture of how the Rusyns of previous generations fought for our rights, against the odds, even against more powerful political entities like the Russians, Poles, and Ukrainians.
