Архивы раскрывают свои тайны: НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ ЯЗЫКОВОЙ ПОЛИТИКИ НА ПОДКАРПАТСКОЙ РУСИ – ХХI Георгий Геровский - III Вместо эпиграфа Tomash Zapotockiy: «Валерий Разгулов – Вы отрицаете, что ярлыки на княжение московские (да и не только) князья получали от Золотой Орды? Валерий Разгулов: «Как такое можно отрицать, если это правда. Но причём это до цикла моих публикаций по означенной теме? Tomash Zapotockiy: «Валерий Разгулов – Потому, как у некоторых читателей Ваших публикаций вызывает недоумение факт такой связи». Tatiana Svida:« Tomash Zabotockiy - Ничего удивительного! Идет скрытая пропаганда русского мира! Что не понятно? Нашим закарпатцам близок русский язык, наши предки варили Щи))) Носили кокошники! Мы КАРПАТОРОССЫ! КАРПАТСКИЕ РОССИЯНЕ! Что не понятно?» Владимир Татач: «Томаше … Чим ти ся Золота орда ни любить? На даный момент самый миролюбивий нарід (маву ввиду монголів, бо в Золоту орду входило ой як много народу, колись даже козаки не брезгували з турками якшатися. Што, в мозок ся вклинила йивропийкость? Та чи кой украйинцям? Чунный нарід б*ються в груди ош офігенні йивропийци, а движухи ки кой у остатных неаднертальцю…». Sergey Sharapov: «Tatiana Svida - у Вас села называются: Русские Коморовцы, Русская Порута, Руссая Мокра (там немцы живут), русская Кучава, Русское, Русское Широкое, пригород Мукачева Росвигово – от мадьярского - Oroszvieg - Русский Конец…». Валерий Разгулов: «Уважаемый Сергей нет смысла доказывать этим людям. Говорили у нас на диалектах, причём, житель Ясиней, считал за основу свой, а житель, скажем, Свалявы, свой. С этой целью, часть карпатороссов выступила за введение русского литературного языка в школьном образовании, деловодстве и т.д. А они нам о татарах, полный маразм». Владимир Татач: «А нафіга боло нам учити руськый язык, нам доста боло русинського і пак ся кичити ош нас нико не розуміє… Вот што я учитав з сих ушитких коминтів про монголотатарію… маразм, точно». Вместо предисловия Евгений Недзельский: «Древнейшим видом письменного языка на Подкарпатской Руси был язык церковно-славянский, как это было в России. Этот язык настолько был близок к народным русским говорам, что никто его не считал чужим, хотя в основе он был древним наречием македонских (болгарских) славян. В древнейшие времена карпатороссы пользовались церковными памятниками, общими всей прочей Руси. Однако, у же с ХIV стол. карпатороссы начинают в силу изменившейся политической ситуации пользоваться памятниками и иных народов, редакциями болгарскими, румынскими и югославскими. И любопытно отметить, что в то время как эти редакции обильно вводили слова живых говоров, карпатороссы стремились сохранить чистоту языка, принятого церковью – церковно-славянского. На автора Няговского учительского Евангелия оказал влияние протестантизм, в смысле его борьбы с латынью… Это стремление к сохранению чистоты письменного языка вело к тому, что и ХVII и ХVIII стол. cоставители грамматик и языковеды (А. Коцак, М. Лучкай, М. Фогараший), не рекомендовали вводить живое наречие в установленную грамматически церковно-славянскую речь, другими словами опасались разбить культурное единство своего собственного племени. Прямое обращение к русскому литературному языку началось со второй половины ХIХ стол. и в данном случае большую роль сыграла грамматика Ломоносова, которая дала карпаторосам, как раньше и россиянам, непосредственный переход к русскому литературному языку. «С этого времени, - пишет Г. Геровский, - язык карпаторусской литературы освобождается от церковнославянщины и быстро идет по пути сближения и полного соединения с русским литературным языком, как он установился в русской литературе». Между церковнославянским и русским литературным языком, как границами, появлялись переходные ступени, часто усложненные диалектизмами и влияниями других языков, ибо в школах обучение на русском языке не велось. Автор (Г.Ю. Геровский – Р. В.) исследования приводит массу примеров, что дает ему полное право сделать заключение, что галицко-украинская литературная речь в карпаторусской литературе есть явление только последнего времени». («Русский Народный Голос». Ужгород. 15 ноября 1934 г.). …2. «…Упоминаются названия двух памятников: Ужгородского Полуустава ХVI в. и Му(н)качевской Псалтыри начала ХV в. Об Ужгородском Полуустве, кроме названия, ничего не сообщает, но зато подробно останавливается на упомянутой Псалтыри, именно на подробном описании ее языка, хотя эта Псалтырь к угро-русской письменности не принадлежит, а является рукописью молдавской, случайно сюда занесенною. Нужно удивляться, почем автор не потрудился прочитать мнение Яворского по поводу означенной Псалтыри… Вот слова Яворского: «В. Бирчак (Літературні стремління.., 13) не менее смело причислил Му(н)качевскую Псалтырь к «интересным по своему языку» литературным памятником «первого периода»; она тут вообще в расчет идти не может, так как она, во-первых, написана сплошь на церковно-славянском языке, а во-вторых, она согласно специальному исследованию И. И. Соколова, заведомо постороннего, а именно молдавского происхождения и письма… Другие памятники до ХVI ст. включительно автору неизвестны…». 3. «…Глава о полемической литературе, т. е. о Михаиле Росвиговском (стр. 25-27) списана целиком из короткой статьи о нем Панькевича в «Науковом Сборнике Ужгородской Просвиты за 1925 год», автору принадлежат лишь ошибки, которые он внес от себя в свое изложение. Автор не читал сочинений самого замечательного писателя старой угро-русской литературы, он знает лишь извлечения из его «Обороны верному человеку», помещенные Петровым в приложении к его изданию Няговских поучений (Петроград 1914, стр. 228-295), но ему совершенно не известно о существовании сочинений М. Росвиговского, которые издал Петров в Праге в 1932 г.». 4. «… Деятельность Орлая, Лодия, Балудянского, Кукольника и других угрорусов по устройству русских высших учебных заведений и работа Балудянского по кодификации русского законодательства получает в освящении автора тоже отрицательную оценку на той основе, что они были потеряны для своей Родины. Но такая же работа во Львове, а также в польском Краковском университете не считается автором такою же утратой для родного края…». 5. «…Еще не удачнее характеристика Михаила Лучкая или Попа и его грамматики (стр. 80-85). Для первого издания своей книги автор сочинил легенду о том, будто бы Лучкай слушал в Венском университете Добровского (о нём следующая, ХХII глава), который там никогда не читал; теперь эта ошибка исправлена, так же необоснованно в том смысле, что Лучкая познакомился в Вене с его сочинениями. Но Лучкай был в Вене с 1812 по 1816 год, а главное сочинение Добровского по церковно-славянской грамматике, которому Лучкай подражал, вышло в 1822 году, когда Лучкай был уже в Унгваре… Автор пренебрегает всякой исторической точностью, даже в переводе подлинных слов из грамматики Лучкая, позволяет себе вставлять слова, принадлежащие Лучкаю, а самому автору, например, Лучкай пишет «Саrpatho Russia»… автор переводит «Мала Русь» (Украина) и т. д. Лучкай говорит, что он намерен изложить для сравнения, наравне с церковно-славянским языком, свою родную речь, т. е. говор села Великих Лучек, где Лучкай родился; автор же приписывает ему желание «Дати грамматику тої мови, яку сьогодні називаємо українською» (стр. 82). Резюмируя сказанное, Г. Геровский писал в своей монографии: «…книга Бирчака об угро-русской литературе отличается крайне односторонним, субъективным изображением, которое лишено спокойствия и не отличается беспристрастием, причем часто не останавливается перед извращением несомненных литературных явлений (фактов)». Сейчас об этой работе Георгия Юлиановича, как впрочем, и о других, учёные мужи предпочитают не вспоминать. Хотя, есть и исключения, учёный - русиновед из Минска О. Г. Казак в своей обширной статье «Освобождение от чешского ярма»: культурно-национальная политика Венгрии в Закарпатье в 1939-1944 гг.», писал: «Программной работой всего русофильского направления можно считать обширную рецензию Геровского на историю русинской литературы В. Бирчака… Геровский считал, что все древнейшие письменные памятники Закарпатья были написаны на церковнославянском языке с элементами формальных особенностей языка края, а с ХVIII в. началась его постепенная замена на угро-русскую разновидность русского литературного языка, более отвечающего духу времени. Влияние западноевропейских тенденций автор считал несвойственным для процесса эволюции литературного языка в Закарпатье». («Русский сборник: исследования по истории России». 2012. Т. 12. стр. 335-336). В этой связи стоит напомнить об ещё одной его знаковой работе. В 1939 году, находясь в Ужгороде, опубликовал «Грамматику русского языка», которую рекомендовал в качестве учебного пособия для школ нашего края, венгерская власть её отклонила. У нее было своё виденье. С целью создания литературного русинского языка, при огромной финансовой поддержке, в 1941 году, была издана Иваном Гарайдой «Грамамматика руського языка». В предисловии отмечалось: «Русинский народ теперь присоединится к своему родному милому языку и к своим преданиям и теперь, как столько раз в прошлом, душевно с венгерским братским народом, который представляет западную цивилизацию, но одновременно и языки своих славянских братьев будет ценить и почитать». Как подметили учёные Ч. Фединец (Будапешт)и С. Черничко (Берегово), авторы объёмной статьи «Некоторые аспекты языковой политики Венгерского Королевства в отношении Подкарпатской территории (Закарпатья) в 1930-1944 гг.»: «Введение официального двуязычия и ежедневное применение двуязычного делопроизводства снова актуализировало языковой вопрос, что уже долгое время разделяло местную интеллигенцию. Ведь венгерская власть должна была определить, какой язык наряду с венгерским она считает в регионе вторым государственным: великорусский, украинский (малорусский) или, возможно, литературный языковый вариант, который основывался бы на местных славянских говорах (руський, русинский). Из трех конкурирующих языковых направлений в крае Венгрия однозначно поддерживала русинский, терпимо относилась к великорусскому и практически запретила украинскую языковую линию». («Славянский альманах»/ 2015 г. Вып. 3-4. Москва. стр. 179). По их словам: «Проанализировав язык грамматики Гарайды, приходим к неожиданному выводу. Теоретики отдельного русинского литературного языка считали, что эта норма должна базироваться на местных подкарпатских говорах (прежде всего на мараморошком), на языке художественных произведений ХVIII в., а также церковнославянском языке и, главное приближаться к народной разговорной речи». (Там же. стр.180). Годом раньше, в Ужгороде, регентским комиссаром Жигмондом Перени была издана «Грамматика угрорусского языка для середнихъ учебныхъ заведеній». Предисловие к этому изданию написал руководитель отдела религии и образования Юлий Марина, поэтому этот учебник стали называть «Грамматикой Марины». В письме регенского комиссара к премьер-министру Палу Телеки, было отмечено, что эта грамматика: «с одной стороны, остановит языковую борьбу на Подкарпатье, которая длится уже более двух десятилетий (и которую часто искусственно подогревали чешские власти), и таким образом даст рутенам возможность дальше совместно развивать родной язык, с другой - поставит барьер перед отчуждающим влиянием, которое ощущалось в результате пользования иностранных языков (украинского, великорусского)». (Там же стр. 179). С острой критикой всех этих грамматик выступил Г. Ю. Геровский, но про это уже в следующей публикации. Валерий Разгулоа, историк-архивист-краевед
Вместе с вами мы сделаем Русинский Мир лучше!
При копировании данного материала, либо использования в любом виде (печатном, аудио, видео) на своих ресурсах, просьба указывать источник https://rusinskiimir.ru/ и автора Валерий Михайловича Разгулова, в иных случаях будем обращаться в соответствующие инстанции (админам соц.сетей, и Суд). Фото использованы из открытых источников интернет пространства.
